Те, кто создавал «Дождь»

В январе петербургский Театр Дождей отметил 34-летие. Именно столько лет назад труппа сыграла свой первый спектакль. 

Однако идея создания новой сцены появилась еще раньше – осенью 1989 года. У истоков стояли сильные, отчаянные и безмерно талантливые люди: Наталья Никитина (ставшая бессменным художественным руководителем), актеры Любовь Абрамова, Александр Маков и Елена Сапронова. 

В то время один за другим открывались студийные театры, однако не всем им удалось перейти на новый уровень – стать профессиональными, и при этом остаться востребованными. Театр Дождей смог. В 1994 году он стал обособленным структурным подразделением Молодежного театра на Фонтанке. Тогда, 30 лет назад, именно Любовь Абрамова, Александр Маков и Елена Сапронова получили первые актерские ставки в Театре Дождей. В этом году артисты отметили 30-летие официального служения сцене. «Три сестры», «Чайка», «Опасный поворот», «Снежная королева», «Дом, где разбиваются сердца», «Дикий», «Странная миссис Сэвидж» – вот неполный список спектаклей, которые актеры выпустили вместе. А в некоторых они втроем играют до сих пор.

Основатели Театра Дождей рассказали «Культуре Петербурга» о том, что нужно для создания собственного театра и каким им видится будущее коллектива.

— Александр Анатольевич, Елена Петровна, Любовь Юрьевна – вы стояли у истоков Театра Дождей. Что помогало создавать новый театр?
		— Помогало то, что у нас было желание что-то сделать вместе.
		— Когда выпускали наши первые спектакли, мы все делали сами: декорации, костюмы. Помню какие-то безумные ночи. С шитьем мне очень помогала мама: выпускался спектакль, я нескончаемо сидела за машинкой, мы раскидывали на полу какие-то ткани, что-то кроили, друг другу передавали, мама сметывала, а я быстро строчила, потому что костюмов было огромное количество.
		— Да и времена были очень непростые. Это сейчас можно достать все, что угодно, а тогда мало того, что денег не было, так еще и ничего нельзя было купить. Помню, когда восстанавливали «Чайку», с каким трудом мы с Ирой Чистяковой покупали тюль, стояли где-то в очереди, дожидались. Это был дефицит, его надо было добыть. Сейчас можно заказать и тебе привезут на дом, а тогда к костюмам, реквизиту, декорациям было трепетное отношение, потому что все ценилось на вес золота. Когда готовили к выпуску спектакль «Последняя женщина сеньора Хуана», бутафорию мы делали из дощечек и тряпочек, сами скидывались и закупали материалы. Там даже использовались шторы, которые были на балансе красного уголка – он раньше находился на месте театра.
		— Тогда не нужно было говорить, что делать в театре. Каждый приходил и делал.
		— В работе, на репетициях и спектаклях нам помогали взаимовыручка и ощущение: что бы ни произошло, вместе мы эту проблему решим. Если на спектакле что-то вдруг шло не так, все быстро подхватывалось, и никаких претензий друг к другу никто не имел.
		— И репетиции по духу были в основном студийные. Все рождалось прямо на площадке. Мы что-то предлагали, обсуждали, иногда даже спорили, например, с Натальей Васильевной (смеется).
		— Конечно, и взрывы были, и ссоры, не без этого. Но мы друг друга берегли. Никто не мог ударить тебя в спину. Мы делали общее дело и никогда коллег не оценивали. Я очень благодарен ребятам за то, что у нас никто никого за спиной не обсуждал. Были театральные собрания – и там все высказывались, прямо заявляли, что не нравится. Все общение происходило «здесь и сейчас». У нас не было тайн. Мне кажется, тогда мы друг о друге знали все.
		— Мы были настолько сплоченными, что когда из команды, которая создавала театр, ушел первый человек, то для меня это была внутренняя катастрофа. Как такое возможно? Мы очень переживали, а вот Наталья Васильевна к этому относилась достаточно спокойно. Она понимала, что если человек хочет дальше развиваться в другом направлении, то с этим ничего не поделаешь. И отпускала. Именно Никитина заложила психологическую и этическую основы театра, его семейственность. Все меняется, но мы стараемся это поддерживать, ведь именно на этих столпах в первую очередь и держится театр. Иначе он бы уже давно развалился.
— Когда новый театр совершал первые шаги, о чем вы мечтали? Какими были ваши цели?
		— Да как-то не мечтали, а просто создавали. Не было сомнений, что все получится. Мы жили сценой. Помню, каждый сезон, когда собирались и начинали репетировать, у Натальи Васильевны была неизменная фраза: «Как Вы выросли за этот год!» (смеются).
		— Мы жили театром, как люди живут семьей. Жили и творили. Правда, тогда мы были молодые, энергичные, у нас на все хватало здоровья и сил (смеется).
		— Мы не мечтали, а радовались тому, что происходило. Вот прошел спектакль: «Ой, о нас написали в газете». А намного позже: «Ой, мы поехали с Чеховым куда-то на фестиваль. Ура, ура, ура!».
		— Если иметь в виду конкретные задачи, то я соглашусь с ребятами – никаких целей у нас не было. Если у кого-то появлялась конкретная цель – допустим, закончить театральный институт, попасть в какой-нибудь театр, в общем, реализоваться творчески так, как это было необходимо с его точки зрения, – то он уходил на другие подмостки. Кроме того, у нас никто никогда не халтурил, все полностью выкладывались на площадке. Поэтому, наверное, в нашем театре и сложилось актерское братство, в котором мы друг друга на сцене просто «шкурой чувствуем».
— За последние годы в Театр Дождей пришло много молодых актеров. Что бы вы хотели им сказать – не как коллеги, а как основатели театра? Возможно, поделиться советами, наставлениями или раскрыть секреты счастливой творческой жизни.
		— Нужно существовать в театре так, как ты хочешь, чтобы существовало молодое поколение. У нас есть свои правила, заложенные в нашем театре с рождения. Если мы существуем по ним сами, то, мне кажется, можем заразить своим примером и молодежь. В наших правилах – любить своих партнеров, ни в коем случае не строить их, не тыкать, мол, здесь ты сделал не так. Далее – все актеры являются учениками ВСЕГДА. И, на мой взгляд, наше старшее поколение – больше ученики, чем юное. Мы до сих пор учимся, до сих пор в каких-то вещах сомневаемся. Так что пожелание – учиться, учиться и еще раз учиться. И, наконец, не быть закрытым. А слушать, чтобы думать, осознавать и принимать.
		— Мне кажется, что традиции в театре сохраняются, слава Богу. Иначе театр так долго бы не существовал. И не держались бы в репертуаре так долго наши постановки. Людям, которые приходят и остаются (а не все же остаются, многие уходят – те, кто чувствует, что не на одной волне с нашим театром), я бы пожелала… больше прислушиваться друг к другу и воспринимать все по-доброму. То есть, условно говоря, не болтать о чем-то, а воспитывать в себе интерес к тому, что происходит на сцене, ловить нюансы. Они вот сидят и болтают о своем, а наше поколение в основном находится за кулисами, слушает спектакль, ловит, как он идет, какая энергия, что нужно сделать, если в спектакле возникает некая проблема, как ее прикрыть. Молодежь этого пока не чувствует, они не стремятся быть все время включенными в постановку. За прошедшие годы мы накопили большой опыт, который нельзя объяснить, а можно только почувствовать, если ты очень внимательно отслеживаешь, что происходит на сцене, и как создается атмосфера. Я считаю, что у нас все-таки прежде всего атмосферный театр. Если бы спектакль не создавал атмосферы, он был бы неинтересен зрителю. Создать эту ауру очень трудно, она строится на нюансах. Очень хотелось бы, чтобы наше молодое, замечательное поколение (а с нами остаются хорошие, очень способные ребята) училось чуткости и желанию понять именно эти нюансы. В принципе, многие это чувствуют и делают. Но хотелось бы, чтобы они побольше усилий и интереса к этому проявляли.
		— Хотелось бы, чтобы люди больше думали не о себе, а о партнере и общем деле. Просто я сравниваю ситуацию с тем, что было раньше. Для нас такая забота о коллеге была чем-то само собой разумеющимся. На мой взгляд, силы и сейчас нужно вкладывать в это, а не в стремление куда-то пробиться. Но каждый человек сам решает, как жить, и что ему от этой жизни нужно. Так что я хочу пожелать ребятам энергии, сил, здоровья. Они молодые, у них много интересов, желаний, и все будет хорошо.
— Каким вы видите будущее Театра Дождей?
		— Я не могу сказать про будущее, пускай театр будет, сколько это возможно. И чтобы спектакли, которые мы играем, все время оставались нужными людям. Как тогда, когда начинали театр, мы не думали о будущем и о том, какая у нас цель, так и сейчас тоже нет цели и нет мыслей о том, что случится потом. Есть этот день в театре – и его надо прожить максимально ярко, не формально. А еще так, чтобы это было кому-то нужно. Партнерам, зрителям, молодому поколению актеров – кому угодно. Надо просто делать. Мы когда-то делали-делали и вот пришли к тому, что есть сейчас. И сейчас все здорово. А что будет дальше – посмотрим.
		— Хотелось бы, чтобы молодое поколение набиралось мастерства и получало удовольствие друг от друга. И чтобы все происходило именно здесь и сейчас. Ведь то, что происходит в данный момент, – это и есть наше будущее. Как ты можешь сказать, что будет завтра, если ты сегодня ничего для него не сделаешь? Мы каждый день что-то создаем: приходим в театр, играем, делимся... Я искренне радуюсь, когда у ребят получается то, что мы обсуждали и репетировали, и огорчаюсь, если что-то не вышло.
		— Каждый спектакль – всегда новый. Поэтому не столь важно, что сегодня актеры не смогли, не поняли, не запомнили – возможно, просто не получилось в этот раз. Важно, что в другой раз будет иначе. Спектакль – вещь абсолютно живая, он каждый раз рождается заново из тех людей, которые  сейчас в нем участвуют. Любая постановка всегда происходит вместе со зрителями. Когда и зрительный зал, и актеры – едины – тогда спектакль достигает огромных высот. Как когда-то «Три сестры» (примечание: спектакль снят с репертуара - прим. ред.). Тогда мы выходили на финальный взлет – и руки сами собой поднимались вверх, словно крылья.
		— Наши спектакли сделаны таким образом, что они будут жить, даже когда мы уйдем. Но для этого нужно войти в постановки, открыть свое сердце и получать от этого удовольствие. Будущее нашего театра создается сейчас, когда мы вкладываемся в наших молодых актеров. Наталья Васильевна работает с ними виртуозно, она делится с молодым поколением всем. Иногда у меня даже ревность возникает: почему с ними так работают, а в нас так не вкладывались? (Улыбается). Но, опять же, чтобы принять эту информацию у художественного руководителя, нужно открывать сердце, а не только разум и глаза. И это не высокие слова, это – основа.

Беседовала Александра Питомцева.

Фотографии из архива Театра Дождей.

Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: www.spbcult.ru