Любителям театрального искусства давно известно, что петербургский Большой театр кукол не только то волшебное место, где можно увидеть замечательные кукольные спектакли для детей. Руслан Кудашов, главный режиссер БТК, за два десятилетия приучил своих зрителей к тому, что в театре кукол можно и нужно говорить о самых сложных темах, обращаться к фундаментальным для человечества книгам, размышлять о них, постигать вечные вопросы жизни в диалоге со спектаклем, в тишине зрительного зала.
На прошлой неделе здесь представили первую часть масштабного проекта Центра развития режиссуры, существующего при театре, – фестиваль «Фундамент». Его темой стала ни больше, ни меньше, первая часть «Божественной комедии» Данте Алигьери – «Ад».
Погружение было тотальным и всеобъемлющем. Ежедневно в разных пространствах Большого театра кукол проходили спектакли, перформансы, лекции филологов и медиевистов, обсуждения с театроведами и зрителями, круглые столы. И все они – о загадочном средневековом поэте, отважившимся описать сакральный мир христианства и свою беззаветную платоническую любовь к прекрасной Беатриче, и о героях «Божественной комедии», невероятно сложной, серьезной, безусловно, прекрасной и великой, но очень уж древней. Широкой публике поэма известна сейчас, в лучшем случае, по двум цитатам, ставшим в цифровой реальности мемами: строчкам из начала «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу» и фразой «Оставь надежду всяк, сюда входящий», начертанной над вратами Ада. Над входом в Большой театр кукол во время фестиваля по «Аду» вместо устрашающего воззвания красовалась афиша со старинной итальянской миниатюрой XV века, на которой Данте и Вергилий изображены в том самом «сумрачном лесу», откуда им предстояло спуститься в преисподнюю.
С 26 сентября по 1 октября ошеломленной от такого объема всего и вся публике представили 18 спектаклей-вариаций молодых режиссеров и актеров на темы произведения. Заинтригованные зрители поднимались в затемненное фойе, превращенное в огромную песочницу с пепельно-серым песком. На песке было выведено слово, а в центре лежала книга. В первый день, конечно же, это было слово «лес». По мере движения сюжета, от одного спектакля-эскиза к другому слова менялись, обозначая тему дня или тему предстоящего эпизода. Фестивальные спектакли шли один за другим, последовательно двигаясь вслед за путешествием Данте и Вергилия от первой песни «Ада» к последней.
Перед началом и в антрактах зрителей встречали служители адской канцелярии – улыбчивые молодые чертенята в красных шапочках, красных же фартуках и нарукавниках. Их роли азартно играли студенты нового курса Руслана Кудашова. По удару китайских колокольчиков (знак к началу действа) в очерченное прямоугольником пространство песочницы входили перформеры, пластически и эмоционально изображая оживающее перед нами пространство 33-х песен-глав «Ада». То они становились деревьями, то дикими зверям, то ледяным дождем или толпой гонимых душ, вслепую передвигающейся по неведомой пустыни вечных страданий, то, как в финальный день, поначалу полные энергии и жизни, вдруг застывали, скованные навсегда льдом страшного озера Коцит. Пару раз зрителям давалась возможность занять место перформеров, и публика с большим энтузиазмом включалась в игру.
После первого театрального преамбулы шла вторая: за занавесом в фойе открывался кукольный балаганчик. Актеры вновь наряжались служителями ада и под веселую кричалку начиналось легкое и забавное представление о том, что же приключилось с Данте и Вергилием в очередном круге Ада. Манера этих прологов напоминала мультик для самых маленьких, где даже самые страшные и неприятные события преодолеваются беззаботно и с завидной легкостью. Главным в этой части было – ввести в курс, рассказать фабулу песен, по мотивам которых публике вскоре предстояло увидеть авторский спектакль. Рефреном театральных зачинов звучала песенка-дразнилка: «Данте-Дуранте». Ее на разные лады пропевали, выкрикивали юные артисты. И в этом рефрене было не только веселое школьное вышучивание «литературного памятника» (Дуранте – действительное имя поэта, данное ему при крещении), но и своеобразная попытка через шутовство слиться или хотя бы соприкоснуться с его миром и мировоззрением. Что ж, шалость удалась. Кому как не чертям шутить над Данте? Ведь именно они были первыми комическими героями в театре средневековья! В театральном Аде Большого театра кукол чертята встречали, сопровождали и провожали своих гостей, но, в отличие от настоящих мучений, зрителей ждали спектакли о муках. В первую очередь о муках творчества. Настоящий актерский азарт чувствовался лишь в нескольких работах, среди них – одна из самых гармоничных – «Смоль» режиссера Алены Волковой – где грешники едва не засудили Данте, чуть не заставив его остаться в восьмом круге ада. Деревянная фигурка, выезжала в центр сцены и кротко взирала на театральный шабаш размалеванных гримом актеров живого плана – Лидии Клириковой, в остро-характерном рисунке прекрасно сыгравшей судью, и ее не менее гротескных помощников – актеров Алексея Артемова и Сергея Толстикова, которые играли адвоката и обвинителя. Они отчаянно пытались изменить свою судьбу, то угрожая, то выпрашивая поэта переместить их в конец книжки – то есть Рай. Эскиз был сыгран актерами на одном дыхании с невероятным драйвом и энергией. В «Смоли» впервые был поставлен вопрос: что, если Данте застрянет здесь, не дойдет до конца путешествия?
В спектакле «Вдох», открывшем программу, словно продолжая линию прологов, автором-демиургом предстал средневековый актер-комедиант в гротескном исполнении Анатолия Гущина. Его же работа «Выдох», спустя шесть дней, закольцевала театральный круг фестиваля. Режиссеру Анатолию Гущину выпало отправить Данте из леса жизни в Ад смерти и, пропутешествовав с ним по самому страшному – девятому кругу, где обитает сам Дьявол, открыть дорогу в Чистилище. Два спектакля связаны между собой общей эстетикой наивного театра, в котором любой сподручный бытовой предмет может стать частью театральной игры и рассказать любую невероятную историю. Ширма на плечах актера станет восковыми крыльями Дедала, что возмечтал летать слишком высоко и обжегся о солнце, простой колокольчик возвестит о появлении божественных сил, бесформенная белая тряпка превратится в Вергилия, зрители отразятся в зеркале-сердце Данте etc. Таких приемов в запасе у Гущина множество, порой, они создают сильные театральные метафоры, заставляя задуматься о причинах и смысле путешествия Данте, но порой их избыточность мешает воспринять в увиденном главное.
Несмотря на то, что в названии Данте присутствует слово «комедия», Данте и помыслить не мог, что поэма может лечь в основу спектакля. Наоборот! В те времена зачастую театральные спектакли вдохновляли художников на создание живописных работ и литературных сочинений. Перевести поэтический текст на язык сценический оказалось самым сложным для режиссеров фестиваля «Фундамент». Их кураторы и руководители – Руслан Кудашов и Яна Тумина – отважились на радикальный эксперимент, дав молодым полную свободу интерпретации текста, смыслов и тем книги. Но на страницах фестивального буклета признались, что такое решение далось им нелегко: «Не уведет ли свобода, которая им была дана, в имитацию подлинного творчества, лишенную соприкосновения с дыханием жизни?» Для создания спектаклей каждому автору достались определенные главы из «Ада» – единственное ограничение. Слава богу, соприкосновений с дыханием современной жизни было предостаточно. Иногда даже слишком. Публика приняла все 18 спектаклей «на ура», и почти на всех эскизах артистов вызывали на поклоны по несколько раз.
Но выйти один на один с текстом решились немногие. Большинство спектаклей на манер современных киножанров можно было бы назвать спин-офф сериями и мидквелами основного сюжета «Ада», рассказывающими немагистральные истории героев, отвлеченные от сюжета прижизненные биографии и выдуманные эпизоды прозябания в аду. Часть из них появились на сцене в форме исповедей или биографий персонажей. Спектакль «Круг девятый» повествовал о судьбе главного грешника Дантова «Ада» – Иуде, чья история падения была показана актером Александром Игнатьевым как пластический этюд. Причиной его греха по версии постановщика Олега Пинжова был недостаток любви Христа. Неудовлетворенность, породила зависть и привела Иуду к одиночеству, стала главным наказанием предателя, погрузив его в пустое и обезличенное пространство. История, рассказанная без слов, впрямую ничего общего не имеет с событиями, описанными, в девятом круге «Ада» Данте, но это попытка молодого режиссера понять причину постигшего героя наказания. Другим подобным эскизом стал спектакль «От Лукавого» режиссера Алексея Егорова. Героем этой работы стал Одиссей, также помещенный Данте в «Ад». Из хитроумного царя Итаки Одиссей (его сыграл Иван Солнцев) превратился в бродягу-пьяницу, которому никак не дойти до заветного дома. Персонаж Ивана Солнцева весь спектакль в буквальном смысле привязан к гигантскому шару – он наматывает круги на свой символический глобус – метафору вечного путешествия героя и одновременно – камня, тянущего его на дно к погибели. Однако авторы спектакля рисуют не богоборческую фигуру, а спившегося бродягу, сродни Мармеладову из «Преступления и наказания», чья энергия расходуется впустую. Смысл в жизни этого человека истончился и испарился. Осталось только воспоминание о жене и сыне. В спектакле тихие вставные сцены с Пенелопой (Дарья Левингер) позволяют зрителям отдохнуть от пьяного угара Одиссея. В отличие от рефлексии спектакля «Круг девятый» с его внутренними вопросами: «Что же я сделал не так? Где оступился? Как это случилось?» в «От Лукавого» показан бесцельный гон и драйв человека, потерявшего себя и спешащего в никуда.
Прозябание в аду в двух сериях «Игнание из Ада» и «Гигантомахия» показала режиссер Дарья Левингер. К традиционному представлению о том, что происходит в Аде «Божественной комедии» они также не имеют прямого отношения, а рассказывают о том, что могло бы быть. Режиссер показывает нам два мира – мужской и женский. В первом – похмельная вечеринка античных поэтов-гениев, оказавшихся в первом круге – Лимбе – преддверии настоящих мучений. Они ссорятся, сквернословят, подшучивают друг над другом, не понимая, смысла своего существования, превратившегося в бесконечное воспоминание о прошлом. В эту компанию попадают герои. И Данте, сам будучи поэтом, хочет подольше задержаться в богемной атмосфере то ли кабаре, то ли клуба, то ли просто предбанника. В саму «баню» попасть им не суждено. Дарья Левингер исследует промежуточные состояния. «Изгнание» становится прологом к «Гигантомахии». Героини этой постановки зависли в щели между 8 и 9 кругами ада. И тоже – ни туда, ни сюда. Три женщины в блестящем исполнении Натальи Сизовой, Виктории Войнич-Слуцкой и Александры Ионовой нянчаются с младенцем. Вроде бы появилась возможность у матери с ребенком выбраться из этого места. Но, конечно, все их мечты напрасны. В финале к ним войдет Цербер в виде классического советского вертухая и изобьет пьяную от счастья бабу. Этот эскиз со всей его грубостью, эстрадным исполнением ценен тем, что все события спектакля мы видим глазами молчаливого младенца – как бы маленького Данте. По большому счету этот спектакль не о том далеком загробном аде, а об аде нашей жизни, в которой культ насилия порождает психологические травмы, а женщина очень часто оказывается в позиции жертвы, у которой нет выхода – она не может ни вернуться, ни уйти. Это состояние показывает Дарья Левингер и ее актеры в очень смешном поначалу и драматичном в финале спектакля «Гигантомахия».
Молодых, среди которых хочется отметить многих, но в особенности работы: Алены Волковой, Ксении Павловой, Дарьи Левингер, Арсения Бехтерева, Марины Хомутовой и Владислава Тутака, – не привлек путь пересказа, знакомство зрителя с сюжетом книги в едином стиле. Им хотелось думать и размышлять над тем, почему те или иные герои оказались наказанными, почему воры более грешны у Данте, чем убийцы, чем уж так провинились прорицатели и гадалки? Поэтому один из дней фестиваля неожиданно получился бунтом Дантовых героев, которые со сцены словно обращались в зал со справедливым вопросом: «За что нас так?» Но если один день я могу объединить под общим девизом, то целое получилось прихотливой и пестрой мозаикой, в которой смешались драма, театр кукол, стенд-ап, фигуративный театр, наивное искусство и эстрадные жанры, а вместе с ними классические переводы Данте, современная жизнь, ХХ век, театр и музыка самых разных времен. Молодые режиссеры не философы и не филологи (их можно было услышать на фестивальных лекциях), они – художники. Современному искусству, обращенному к людям, черпающим информацию из соцсетей и мессенджеров, не близок путь интерпретации старых классических сюжетов. И те немногие, кто пошел по этому пути, оказались в замешательстве, либо потерпели фиаско, даже такие талантливые как Владислав Тутак, попытавшийся в своем эскизе «Мухи» соединить текст XVI-XVII песен «Ада» (историю спасения Беатриче полета Данте и Вергилия), видео и тростевых кукол. Максимально отдаляясь от Данте, молодые режиссеры парадоксальным образом оказались очень близки к нему и европейскому средневековью, которое, перемалывая культуру прошлого, перепридумывало художественные миры, создавая их заново.
Главным в фестивале стал совсем не сюжет «Ада», не постижение глубины смыслов, а общий опыт со-бытия и со-творчества, который случился и заставил задуматься об очень многих важных вещах, по-другому увидеть современную действительность, почувствовать энергию молодых, которые довольно мощно и уверенно входят в жизнь, заявляя свои права. И тот факт, что мастера Большого театра кукол и Центра развития режиссуры не испугались и не задавили, а наоборот с таким доверием отнеслись к начинающим режиссерам в будущем еще даст большие плоды. Вот увидите!
Владимир Кантор
Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: www.spbcult.ru
Ваш комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии
Авторизоваться